Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]
Лещик широко ощерился, будто вышла наружу остроумная проказа.
— Не я один…
— За что?
— За дело. Такие бабки огроменные огребает.
— Ну, огребает, — согласился Понизов. — Так не за просто так, за руки золотые. Но ведь и вам прилично платит.
— Платит, — неохотно подтвердил Лещик. — Но себе-то больше берет. Порешало насоветовал, чтоб посадили.
— Так если его посадят, вы сами заработка лишитесь!
— Зато по справедливости, — Лещик длинно и точно харкнул на почтовый ящик.
В какой раз поразился Николай Понизов причудливым извивам российской логики.
5.Когда наутро Понизов с Алексом подъехали к поссовету, Гусева, полная нетерпения, уже прохаживалась у крыльца.
— Так что, мальчики?! — бросилась она навстречу. — Они?
— Пока не признались, — огорчил ее Николай. — Валят всё на своего работодателя. Будто бы он на кладбище копает.
— Кто?
— Да ерунда это, — Понизов завел Гусеву в кабинет, помог раздеться, усадил. — Они его посадить пытаются. Вот и наговаривают.
Из коридора донесся приветливый баритон Бороды.
— Говорят, просили заглянуть, Николай Константинович? — он поздоровался с хозяином кабинета.
— Господи! Князюшка, — прошелестел потрясенный старушечий голос. Гусева неловкими движениями принялась выкарабкиваться из глубокого кресла.
Щербатов всмотрелся.
— Ксения Сергеевна! — бросился навстречу. Обхватил. Склонившись, поцеловал в печеную щечку.
— Князюшка! — она уткнулась головой ему в шею.
Отстранилась:
— Ой, как постарел! Пооплешивел. А худющий-то, хлеще прежнего… Надо же, — живой!
Ее усадили на место. Но она так и не выпустила узкую руку Щербатова, будто боялась, что он исчезнет, как видение. И всё поглаживала, поглаживала.
— Тоже мой пациент! — сообщила она остальным. — Уж как мы его баловали. И было за что. Семь лет без суда и следствия в психушке. Иные и впрямь ума лишались. А этот молодец, — еще и других поддерживал. Вечно щебечет что-то, по хозяйству приспособился помогать — и за плотника, и за завхоза. И помню, всё рисовал. Уж такие пейзажи были! А портреты! Меня рисовал. Жаль, затерялось при переездах. Я всё гадала, где он. Может, в Академии художеств выставляется. Фамилию на выставках искала… Не забросил ли?
— Не забросил, — глухим голосом подтвердил Борода. — Я теперь на плитах портреты выбиваю. Всё больше на граните. Иногда на мраморе.
Простодушная Гусева закивала:
— Я всегда знала! Дар-то божий пробьется!.. Покажешь ли?
— Покажу, — пообещал помрачневший Борода. — Сейчас с председателем поговорим. И — прошу ко мне в гости. Всё покажу. Всё расскажу.
Вопросительно поглядел на Понизова.
— Знаете, что ваши, со сто первого, копают на кладбище? — спросил тот.
— Конечно, — подтвердил Щербатов. — На фашистском захоронении. Слышал не раз. И копают-то, будто свиньи на огороде. Пройдитесь, — кости с тряпьем вперемешку. Пытался вразумить, достучаться, — какое там! Гогочут себе. Давно пора бы этот вандализм пресечь.
— Пресечем, — пообещал Понизов. — Вчера у них изъяли кой-какую мелочевку. Часть, похоже, ворованная. Утверждают, что кое-что ваше.
Он протянул руку к красной коробочке на столе. Извлек крестик.
— Поглядите, может, доводилось видеть?
— Слава богу! Нашелся, — прошептал Князь. — Так и подозревал, что их работа. Разгоню я эту банду. И пусть хоть в ООН пишут!
— Значит, и впрямь у вас украли? — Понизов с Алексом переглянулись, озадаченные. — Но тогда как этот крест к вам попал?
— Крест этот — память. Подарил мне его товарищ по психбольнице, что умер у меня на руках в пятьдесят шестом. Звали его… — Щербатов намекающе глянул на Гусеву.
— Константин Пятс! — выпалила та.
Щербатов закивал, довольный тем, что она вспомнила эту фамилию.
— Так-таки подарил? — уточнил Тоомс.
— Не то чтоб подарил, — Щербатов смутился. — Передал как опознавательный знак. Он знал, что меня выпускают. Хотел, чтоб я после его смерти сообщил в Эстонию родственникам, где он умер. А крест — что-то вроде пароля. Что не вру.
— И что ж не сообщил? — сухо поинтересовался Понизов.
Щербатов пошел пятнами.
— Испугался. Меня, когда выпустили, предупредили, что, хоть формально и свободен, но если из области куда уеду, заново посадят. А я-то понимал, что родственники там, в Эстонии, тоже под приглядом. И чуть засвечусь… Я ж больше десяти лет за решеткой провел!
— Складная легенда! — протянул Понизов.
Щербатов осекся.
— И прошла бы! — подхватил Тоомс. — Только неувязочка. Крест этот вместе с покойным Константином Пятсом в гробу был заколочен. И иметь его, следовательно, мог только тот, кто могилу эту разрыл.
— Как говорю, так и было! — вспыхнул Щербатов. — Крест получил от самого Пятса!
Но тут Гусева, дотоле притихшая, охнула:
— Господи! Да что ж это? Да как у тебя язык поворачивается такое говорить, когда я сама его с этим крестом похоронила! Вместе ж на лошади везли. Сам и гроб заколачивал. Разве не при тебе на шее поправляла?
— Не видел, — буркнул Щербатов, вовсе растерянный.
— Как же ты мог, святотатец? На что польстился? — она задохнулась.
Алекс поспешил подать разволновавшейся старухе воды.
Щербатов подошел к Гусевой, взял за руку.
— Ксения Сергеевна! — произнес он с чувством. — Времени-то сколько прошло. Память слабеет. Может, перепутали.
Гусева негодующе выдернула руку.
— Будет за дурочку держать! Я и вензелек помню, что был!.. Как же мог-то? Ведь за сынка считали! Надо же! Таким чистым мальчишкой казался.
Борода озадаченно отступился.
— Это называется, с больной головы на здоровую, — Понизов уничижительно скривился. — Вас, Щербатов, видели ночью на кладбище. Можете объясниться, что делали?
— Почему только ночью? Я и днем ходил, — с вызовом объявил Щербатов. — Искал могилу Константина Пятса.
— И — нашел! — Понизов пристукнул лапой стол, будто штемпель на решение поссовета поставил. — В том-то и фишка, что нашел! Но зачем вскрыл? Что искал?!
— Я не нашел могилу, — устало произнес Князь. — Искал, но не нашел. Там всё переменилось.
— А зачем искали? — уточнил Тоомс.
— Теперь это не важно.
— Нет, важно, — зловеще возразил Понизов. — Помнишь, сколько раз я тебя покрывал?.. Потому что за человека держал и величал не иначе, как на «вы» и по имени-отчеству. А щас ты повел себя как дешевка! И за это придется ответить. Или показываешь, где могила… Вот им нужны останки!.. Они за этим приехали, понимаешь?! Покажи, где! Остальное спишется! Или ты меня знаешь: с друзьями — друг. Но дальше: каждый волен, пока волен.
